В современной живописи натюрморт — это самый популярный жанр.

То, что происходит сейчас в изобразительном искусстве, можно назвать как переход от пейзажа к натюрморту. От далекой пейзажной перспективы к изображению близкого предмета. Чтобы потом этот пространственный предмет, так сказать, растворить в красках и перейти к описанию временных образа-творческих сил, создающих в нашем сознании видимую картинку предмета. Все знают про эффект медитации: когда долго концентрируешься на предмете — например, на вазе с цветами — то этот предмет начинает вдруг исчезать. Спрашивается, для чего вообще современный художник растворяет предметы в абстрактных образах? Может быть, это упражнение? И надо ли вообще так делать?

Чрезвычайно богатая картина, которую можно рассматривать бесконечно, каждый кусок ее максимально проработан в себе и согласован относительно других частей. Ясно, что за один присест такой шедевр невозможно создать, и наверняка у художника были более ранние варианты, которые его гений впоследствии довел до совершенства.

Не могу удержаться, чтобы не рассказать об этой картине современного польского художника. Рафаль Степняк написал множество работ, которые однако невозможно спутать ни с каким другим художником, настолько они оригинальны. Их оригинальность не надуманная, не от головы, не от воображения, а что самое главное, от того живописного метода, который он из года в год применяет и который я назвал бы как искусство наблюдать жизнь. По-моему, Рафаль Степняк открыл в живописи некий фундаментальный закон, о котором я попытаюсь сейчас рассказать.

Рассмотрим свежую картину художника Ларисы Струновой (Германия), которая так и названа «Последняя станция» (Endstation). На ней изображена возникающая из хаотического красно-фиолетово-зеленого фона женская фигура, невероятно возвышенная, женственная и осознанная. Ничего подобного мы не встречаем в старой живописи, включая живопись ХХ-го века, когда женщин было принято изображать в отдыхающих позах. А здесь она полна решимости что-то совершить, но, интересно, почему станция последняя? Значит ли это, что за ее такой решительной позицией ничего больше не последует? Как это понимать? Неужели после столь величественного восстания путь всегда заканчивается тупиком?

Вот та картина, на которой я хотел бы сейчас сосредоточить ваше внимание, тем более, что она написана художником Виталием Макаровым в эпоху так называемого ковида, когда радоваться жизни вроде бы уже и не следовало (читай, запрещено). Картина, однако, особенная, она о самом главном человеческом достижении, и она современная в полном смысле слова. Как я об этом узнаю?